Гости переглянулись, словно окончательно решая для себя, стоит ли рассказывать этому непредсказуемому человеку о всех перипетиях их сложного дела. Стасюлявичюс откашлялся и наконец решился:
— Собственно, речь идет не только об этом убийстве, но и о нашем правительстве…
— Я не совсем вас понял, — усмехнулся Дронго. — Давайте договоримся, господин Стасюлявичюс, не говорить полунамеками. Вы рассказываете мне суть дела, а я решаю, стоит ли за него браться. Разумеется, все сказанное вами останется только в этой комнате. Заранее предупреждаю, я не берусь за дела, связанные с компрометацией политических соперников или с чем-то подобным.
— Нет-нет, — сразу сказал Стасюлявичюс, — мы приехали не за этим. Мы оба представляем партию, победившую на выборах в парламент. Речь идет скорее о членах нашей партии. Хотя не только о них.
— Я думаю, вам уже пора изложить суть дела, — напомнил Дронго, — пока мы топчемся на месте.
Стасюлявичюс посмотрел на своего напарника, словно предоставляя ему слово.
— Речь идет о нашем архиве, вывезенном из Литвы и не попавшем в Москву, — заявил более прямолинейный Хургинас. — Мы до сих пор не знаем, где он находится.
— Архив местного КГБ? — уточнил нахмурившийся Дронго.
— Да. Москва доказывала, что оставила архивы местной агентуры, но мы проверили и выяснили, что большая часть агентурных материалов отсутствует. В том числе и списки особо важных агентов. — Хургинас говорил по-русски гораздо хуже своего напарника. И с сильным акцентом.
— А почему вы заинтересовались своим бывшим архивом только сейчас? — спросил Дронго. — Или смерть вашего коллеги как-то с этим связана?
— Вы все поняли правильно, — кивнул Стасюлявичюс. — Нашим друзьям удалось выяснить, что мой убитый коллега раньше работал на КГБ, служил у них информатором. И многие из нас считают, что его убрали из-за того, что он отказался продолжать сотрудничество.
— А как вам удалось выяснить, что он раньше работал на КГБ?
— Поэтому мы и приехали к вам, — сказал Стасюлявичюс. — Наши друзья купили материалы на моего бывшего коллегу сразу после его смерти. Но самое страшное с ним уже произошло. Нас волнует сейчас совсем другое. Могут всплыть негативные факты и о нашем национальном движении. Вскроются имена новых агентов КГБ и людей влияния. Нельзя допустить, чтобы у народа окончательно подорвалась вера в наши национальные идеалы. И поэтому нам нужен архив. Или хотя бы его копия. Мы должны знать, кого и в чем могут обвинить, чтобы предотвратить последствия гораздо худшие по своим масштабам, чем те, что уже имели место раньше, когда мы опубликовали часть архивов местного КГБ, которые не успели вывезти из республики. Или, наоборот, специально подбросили нам, чтобы мы их опубликовали.
В последнее время мы склоняемся и к такому варианту. Иначе чем объяснить, что к нам в руки попали материалы только по людям, выступающим наиболее решительно против Москвы?
Дронго понимал, о чем говорил его собеседник. Сразу после обретения независимости в Литве и в других прибалтийских республиках было принято решение выявить и отлучить от политики местных осведомителей и агентов КГБ. Когда в Литве опубликовали часть списка местной агентуры, разразился грандиозный скандал. Выяснилось, что даже среди основателей «Саюдиса» находились агенты КГБ, а министр иностранных дел Литвы, один из самых непримиримых противников Москвы, был просто осведомителем КГБ. Все это изрядно поколебало доверие простых людей к правым партиям. В ответ правые опубликовали секретную переписку бывшего первого секретаря ЦК и бывшего премьер-министра, называвшейся когда-то «железной леди» по аналогии с Маргарет Тэтчер.
Обмен компроматами завершился отлучением от политики и бывшего премьер-министра, и бывшего министра иностранных дел. Заодно с ними лишились своих постов еще несколько очень высокопоставленных деятелей правого движения, обвиненных в связях с КГБ. Но все понимали, что обнародована лишь часть архива.
Что не назван ни один «агент центрального подчинения» из тех, что были наиболее глубоко законспирированы и давали информацию не местному КГБ, которому к тому времени уже не очень доверяли в Москве, а напрямую, в центральный аппарат КГБ СССР.
После известных событий в Москве, когда начали называть имена десятков и сотен прежних и нынешних осведомителей КГБ и наконец прежде закрытые архивы госбезопасности стали достоянием гласности, никто уже не удивлялся, находя в списках агентов самые громкие фамилии деятелей местных национальных движений. С самого начала перестройка, по мысли ее «архитектора» Горбачева, должна была проходить в рамках советской системы и под контролем партии и правоохранительных органов. Именно так и понимали свою задачу органы КГБ, при помощи которых создавались народные фронты во всех национальных республиках.
Именно тогда в их руководство в массовом порядке внедрялись агенты КГБ, работавшие как на местные службы, так и непосредственно на Москву.
— Вы хотите, чтобы я выкрал документы из архивов нынешней российской разведки? — холодно спросил Дронго. — По-моему, вы несколько переоценили мои возможности. Для этого нужна дивизия десантников, и то без всяких шансов на успех. У вас несколько не правильное представление о моих возможностях. Достать архив не удастся. Это все равно, как если бы ЦРУ попросило кого-нибудь раздобыть списки российской агентуры в Америке. Я удивлен, господин Хургинас, что вы приехали с подобной просьбой. По-моему, и так ясно, что она абсолютно невыполнима.