— Черт бы их побрал! — нервно произнес Савельев. — Посмотрите, какие кретины нами руководят. Почему они высыпали все разом? Послали бы кого-нибудь одного из своих. Или пресс-секретаря. Нужно признаться, что Пиночет в черных очках смотрелся намного эффектнее, чем Язов со своим убитым видом. Он, кажется, боится содеянного больше всех остальных. С такой кислой физиономией не объявляют о том, что взяли власть в свои руки.
Какая-то журналистка, совсем молодая девушка, спросила, понимают ли они, что фактически совершили государственный переворот. Ей начали долго и нудно что-то объяснять.
— Слизняки! — разозлился Савельев. — Нужно ответить ей быстро и прямо, а не разводить сопли.
Следующий вопрос задал известный журналист, полный, тучный человек, известный своими либеральными взглядами.
— Как вы попали в эту компанию? — спросил он у Стародубцева, председателя образцового колхоза, Героя Социалистического Труда, известного хозяйственника.
— Вы посмотрите, какие вопросы им позволяют задавать! — вставил Семенов. — Как можно разрешать такие вещи!
— Как фамилия этого толстяка? — зло спросил Савельев.
— Кажется, Бовин, — ответил Лозинский, журналист-международник.
— Они и развалили нашу страну, — нервно сказал Потапчук, — такие, как они.
— Это не пресс-конференция, а настоящее представление, — подвел итог Савельев. — Если они так будут мямлить, уже через пару месяцев их скинут.
— Там просто нет лидера, человека, который мог бы заменить Горбачева. Им нужно было позвать в свою компанию Ельцина. Он единственный мужчина среди этих дохлятиков, — вставил Семенов.
— В любом случае сегодня вечером мы уезжаем, — подсел итог Савельев, — но сначала я позвоню в Москву и узнаю, что нам делать дальше.
Все молча поддержали его решение. Савельев поднял трубку, набрал известный ему телефон Лякутиса.
— Вы уже слышали? — спросил он вместо приветствия.
— Да, конечно. У нас все об этом говорят. Ожидается, что с минуты на минуту нас соберут. У меня есть сведения, что Ландсбергис готов покинуть страну. Решается вопрос о создании правительства в изгнании.
— На Магадане? — грубо пошутил Савельев.
— Что вы сказали? — вежливо переспросил Лякутис.
Но Савельев не собирался отступать.
— На Магадане, — повторил он, — они там создадут свое правительство, в полном составе.
— У вас есть ко мне какое-нибудь дело? — спросил Лякутис ровным голосом.
Он не хотел начинать разборок и выяснений. Его сильно задела фраза Савельева о Магадане. Он абсолютно не разделял идей Ландсбергиса и, более того, считал их вредными для собственного народа. Он всегда выступал за развитие Литвы в составе Советского Союза, но слова прибывшего из Москвы офицера КГБ о Магадане для национального правительства Литвы ему показались обидными. Как литовец он любил свою маленькую страну, но расходился с националистами в вопросе о дальнейшем пути ее развития.
Савельев понял, что несколько перегнул палку. Он умел чувствовать настроение собеседника.
— Кажется, я не совсем удачно пошутил, — в виде извинения примирительным тоном заявил он. — Мне нужен срочный разговор с Москвой.
— Я его для вас закажу по внутреннему телефону, — пообещал Лякутис. — У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?
— Больше ничего. Я хотел еще раз вас поблагодарить и попрощаться. Сегодня мы выезжаем в Москву. Думаю, теперь у нас прибавится работы и документы можно будет сдать в архив.
— До свидания, — сухо попрощался Лякутис и положил трубку.
«Они все ненадежные сотрудники, эти прибалты, — подумал про себя Савельев, — им нельзя особенно доверять. Хорошо, что в нашу задачу лишних людей не посвящали. Это правильное решение — не контактировать с местными сотрудниками госбезопасности. Половина из них находилась под влиянием местных националистов, а вторая половина занимала нейтральную и выжидательную позицию. Даже самые верные из них, такие, как Лякутис, и то обижаются при напоминании о Магадане.
Наверное, у представителей маленьких наций своя собственная утрированная гордость».
— Упаковывайте чемоданы, — приказал Савельев, — сейчас я поговорю с Сарычевым и узнаю его мнение о случившемся. Может, нам еще придется выполнять какие-нибудь другие задачи.
Через пять минут ему дали разговор с Москвой. Местные телефонисты, уже знавшие о случившемся в Москве, почти сразу отреагировали на заказ по междугородному телефону, переданный по внутреннему коммутатору из местного КГБ.
— Слушаю вас, — раздался знакомый голос Сарычева.
— Это я, — торопливо сказал Савельев. — Что нам делать?
— У вас работает шифратор на телефоне? — вместо ответа спросил Сарычев.
— Конечно. Я его уже включил. Здесь нельзя никому доверять.
— Вы уже слышали о создании ГКЧП?
— Да. Ельцина арестовали?
— Это не наше с вами дело, полковник, — строго оборвал Сарычев. — Вам поручена работа в Литве, и вы обязаны заниматься своими вопросами. Что вы намерены предпринять?
— Мы закончили свою работу и готовы выехать. Можете доложить о том, что сегодня мы выезжаем в Москву.
— Сегодня не нужно. У нас скопилось слишком много дел и без ваших документов. А вы ждите в Вильнюсе условного сигнала. У нас не так много людей.
Возможно, вам придется временно возглавить местную службу госбезопасности, до прибытия туда оперативной группы из Москвы. Они все там у вас совершенно распустились. Будьте готовы к осложнениям.
— Я все понял. Ждать ваших дальнейших указаний, — по-военному четко ответил Савельев и, все-таки не удержавшись, спросил: